- Ты  поживешь в этой палате, - сказал мне Мара, открывая железную дверь.
Так  называемая палата представляла собой настоящую клетку с железными прутьями, одна из  тех клеток, которые как в зоопарке расположены рядом вдоль  одной линии. Человек в  грязной  серой одежде, цепляясь руками и ногами в прутью потолка, сперва не обращал на нас никакого  внимания, потом, как разъяренный  горилла с ревом стал мне угрожать, обнажив желтые зубы. Я,   притворившись напуганным, в ужасе отпрянул.
- Кто он? - спросил  я.
Мара, был серьезный мужчина крепкого телосложения около сорока лет, догадавшись, что я "испугался", улыбнулся; я тоже улыбнулся, затем он серьезно сказал:
- Если  эта палата тебе не нравится, могу  предложить комнату  Она, где никто не хочет  жить.
- Почему? - спросил  я.
- Прежде всего, потому, что это последняя палата в этом ряду, затем она находится возле   туалета, в котором никто не нуждается вследствие того,  что каждый справлялся с нуждами в  своей палате и самое главное: в этой палате живет Она - красивая  женщина.
- Можно сказать, что я согласен, потому  что  с детства привык преодолевать "трудности".
У Мары отвисла челюсть, он с удивлением посмотрел на меня, и в тот же миг, как  бы очнувшись,   спросил:
- У тебя есть какой-нибудь документ, свидетельствующий о том, что ты  умалишенный?
- Нет, - сказал  я, - я не сумасшедший, я психолог.
- Гмн… - улыбнувшись, почесал он  голову, -  в таком случае - вперед.
Затем, похлопав меня по плечу, сказал:
- Во  избежание электротерапии постарайся задержать  свой  взгляд на  одной   точке.
Весь лагерь, который находился в долине достигающих небес скалистых гор, представлял собой  два ряда параллельно расположенных, плотно стоявших клеток, в которых жили один или два, а  чаще три и более  человека. Жили все вместе: мужчины и женщины, старики и молодые. Был  теплый приятный вечер, закат, вдали  на  громадных, высоких до небес виселицах, медленно  качались трупы. Собравшиеся вокруг них серые волки делали в их  направлении легкие прыжки    и, скрипя зубами, пытались схватить за их нижние конечности. Медленными  шагами, со свечами в  руках, после очередной молитвы возвращались верующие старые женщины.
- Они наши верующие, -  с усмешкой сказал Мара.
Женщины тихо проходили мимо нас, и вдруг из толпы отделилась старая женщина со своей   внучкой, миловидной девушкой. Они подошли к нам.
- Эй, психолог, ты помнишь наводнение, которое произошло два года назад? Мы -    пострадавшие от этого бедствия. Погибло целое село, ливнем все смело… За день до этого    внучка увидела Христа. Были страшные дни. В этот день колокола  нашей  церкви  сами звонили. Грязные воды и камни, спускающиеся с гор, все смели на своем пути. Вода унесла и нашего    сельского учителя, который всегда был серьезным и носил галстук… Ведьма-гадалка тоже  исчезла…  Кто остался в живых? Ливнем нас тоже унесло, я не смогла спасти ее родителей. Именно от этих  вод  она забеременела: если бы роды не были запрещены, она бы родила…  Прошло два  года, а она до сих пор беременна…  как знать, может наступят хорошие дни.
- Послушай, психолог, - продолжила старуха, если ты в самом деле не сумасшедший, тогда тебе   разрешат жениться, женись на этой малолетке и увези ее отсюда, спаси ее, это будет  богоугодным делом.
Девушка, укутанная в черную одежду и все это время молчавшая, посмотрела на меня    уставшими  глазами. У нее были   голубые прозрачные чистые глаза, лицо было овальное с  нежными очертаниями, кожа цвета молока  светилась от восходящего солнца. Она с детской   улыбкой внимательно исследовала меня. Я как-то неловко почувствовал себя, представив себе,   какое впечатление оставит на нее моя грубая внешность и старая одежда. Ее высокий рост,   длинная шея, развевающееся платье с глубоким вырезом из черного шелка, гордая поза  головы   придавали ей вид великолепной  леди. Пристально глядя мне в глаза она сказала:
- Мы привыкли, прикрываясь свободой, одну зависимость заменить другой.
- Вы считаете, что выйдя замуж, вы потеряете свободу? - спросил я.
- Я говорю, что так называемая  свобода тоже  зависимость.
- На самом деле она в нас.
- Знаете, если вы считаете, что свобода заключается в том, чтобы предаваться страсти, я  не  очень согласна с вами. Свобода какой-то компромисс между нами и обществом, в чем свобода   наездника  или пловца? Они должны подчиняться законам  воды, лошади или нет?
- А  сумасшедший дом? - спросил  я.
- Знаете, если бы не было в мире умных, то умалишенные были бы самыми умными, даже с  внешностью Бога. Ведь самое умное  животное не умеет говорить. Свобода - это риск, борьба, это   доброе дело.
- Значит, свобода - это смерть?
- Конечно, смерть  души. Ведь сказано, блажен, кто  беден душой….
Громадный базальтовый памятник из камня, стоявший на таком же громадном    постаменте, вершиной проникал в небеса, с взглядом властелина смотрел на златоглавый   горизонт. По его позе можно было догадаться, что он какой-то известный святой, или  император,   покоривший мир. Сокол, сидевший на холодной грозной голове памятника, слабо взмахивал  крыльями. У меня болела голова, перед глазами все путалось, померкло…  Старался овладеть  собой, но не  смог…
-Эй, эй, - бессмысленно дергал меня за рукав, кричал Мара, -  что  случилось?
Опять под  ухом пролетели какие-то  птицы, махая  крыльями…  От шума их крыльев и  шума я  очнулся…
- Кто я, что делаю здесь, почему морят этих детей голодом?
- Пойдем, - сказал   Мара.
- Эй, господа сумасшедшие, мы сумасшедшие…,то есть человеческие отброски, к нашему слову  никто не прислушивается, у нас нет даже избирательного голоса…, нам не доверяют никакой  серьезной работы, мы прокляты, над нами могут издеваться, нас могут отвергать, нам могут   отказать…У нас отсутствует чувство вины, наши молитвы не доступны Богу. Нам не дано стать  генералами, наказать нацию, мы не должны замечать геноциды, перекрывать дороги,    применять санкции,  назначать цены. Нам не дано рассуждать о  первоочередности  души   и  тела,   нам не понятны искривление пространства  и  времени, ни одна духовная секта не пообещает  принятие Святого Духа…Мы не поймем обрезания……. и крещения…. Тем не менее, не  унывайте,   мы тоже люди с божьим обликом, нам даже дают пенсию. Мы не четвертуем Христа и во имя  Христа не объявляем войны… Мы не берем взятки, не корумпируемся… Мы не судим, но  …Тысячи   научно-исследовательских институтов, клиник, десятки тысяч умных ученых исследуют нас, заняты нами…, а тысячи союзов и благотворительных обществ…Наши органы часто становятся  полезными для спасения жизней утонченно-образованных и благородных людей. Гениальные  люди воротятся за сходство с нами. Герои часто хотят быть похожими на нас, во избежание    наказания. Попробуйте нас удалить из общества, сколько предприятий, организаций,   профсоюзов  закроются, сколько  директоров  и  секретарши  останутся  без  работы. Позолоченный закат, нежный звон  колоколов…,   орел, восседавший на голове властелина…, красивые верующие…, качающиеся  вдали  трупы…, бесполезно прыгающие волки…
- Слово  отдельно, без материи, не существует, - сказал я. - Мы с недостатками, и  по этому наше  слово не стоит ничего, следовательно, я не могу ничего обещать и, так как свобода это осознанная необходимость, мы никогда не будем свободны… Но ты  непременно родишь, настанут хорошие   дни.
- Пойдем, опаздываем, - сказал Мара.
Попрощавшись с ними, мы двинулись дальше. Дорожная пыль светилась в лучах солнца,   проникающего  через  расщелины скользя; заходящее  солнце, пролетающие  над  нами  вороны,    произвели в нас какое-то сказочное ощущение. На дороге маленькая девочка в простеньком   платьице,  прыгая через скакалку, читала  стихи:
На  далеком  севере,
Где кончается лес,
Жили трое ребят…
Говорят, что в дремучих лесах
Ведьмы крутят…
Они были малы
И очень бедны…
Говорят, что в дремучих лесах
Ведьмы крутят…
Мать, которая  в прошлом году
Скончалась…,
Говорила, что раньше
Они хорошо жили,
Говорят, что в дремучих лесах
Ведьмы крутят…
Настала зима,
И все трое умерли,
Говорят, что в дремучих лесах
Больше песни не звучат,
В дремучих лесах Ведьмы крутят…
- Эй, психолог, психолог, -  подбежала к нам одна молоденькая девушка.
Она быстро взяла под руку, как маленький  зверек, прижалась ко мне и сказала:
- Я  тоже иду с вами, хочу прогуляться с вами.
- Тогда, минуточку, - сказал  я.
Из кармана достал импортную сигарету, торжественно закурил, поправил волосы и, выпрямив спину, приняв гордую осанку, сказал:
- Теперь пройдемся.
- Ты мне расскажешь интересные истории, психолог?
- Конечно, дорогая, о "Метафизике" Аристотеля, о "Природе вещей” Лукрециоса, о диалоге  короля Клодвика и Боециуса, и как  Сократ ораторствовал перед  судьями,  перед  теми   судьями,   которые  не  слушали  его, а точнее не понимали его язык…  Я  расскажу о  Содоме Гоморе, о  загадке Моцарта, об уравнениях Шредингера, о "Мировом  календаре" Ширакаци, Ван-Гоге,   Магриде… Вы   удовлетворены, дорогая?
- Я ничего не понимаю из того, что ты сказал.
- Не расстраивайтесь, девушка, потому что большая часть человечества обречена на то, чтобы  не  понимать  даже  тех   великих  сумасшедших,  которых зовут  Керкегор или Ницше…
- Ведь они сумасшедшие, - сказала  моя собеседница.
- Конечно, дорогая, сумасшедшие именно потому и сумасшедшие, что на протяжении веков   умные пытаются их понять.
- Послушай, психолог, я знаю, тебя ведут в палату Она, она очень красива, не влюбись  сразу, она  тебя замучает….
- Красота, кроме того, что категория эстетическая, она также предметная, девушка. Горные   вершины, вечно покрытые снегом, доступны лишь орлам, летающим высоко, только перед  ними   раскрываются  горизонты. Высокого полета  боятся только летучие мыши и совы.
- В таком случае, ты мне разрешишь иногда приходить к тебе в  гости, я из леса принесу тебе   ягоды и цветы, там  их  так  много.
- Конечно, душечка.
- Как  хорошо, - восхищалась моя дикарка и еще нежнее прижималась ко  мне.
Мы, медленно разгуливая, наслаждались божественным  закатом. Небосвод пламенел, он был  похож на громадный букет роз. Неподалеку от нас рысью проходил табун лошадей,  подымая за  собой цветные тучи пыли. От стука их копыт, ржанья, туч пыли, от доносящихся с далеких    Гималаев звуков ситара Рави Шанкара, от страстных  прикосновений моей подруги  мне  казалось,    что настоящий рай именно это и мы летаем в  воздухе.
У подножия скалистых гор расположены шатры индейцев имени Наваха. Женщины старательно   развешивали на солнце шкуры, чтоб высушить, а мужчины, накрест сложив руки, молча   наблюдали за нами. Бешенные табуны мустангов слились  с огнями горизонта….  снова  звенели   колокола… Наконец мы дошли до палаты Она. Подруга дикарка крепко сжала мне руку, прижала    голову к плечу, затем быстро убежала. Мара с грохотом открыл дверь с железными прутьями,    затем  торжественно, с официальным тоном сказал:
- Зайди, ты теперь будешь жить здесь, со всеми вопросами можешь обращаться ко мне, а   дальнейшие  распоряжения  можешь  получить на  днях.
Я вошел с каким-то волнением. Мара так же торопливо закрыл дверь, с сознанием всей   важности своей  должности  и ушел  не   попрощавшись. Она  сидела на деревянной  тахте, обняв  колени, и  смотрела наружу сквозь пространство между прутьями. Она была черноволосая,   высокая девушка  с серьезным лицом. Ее лицо выражало злость, видимо по поводу нового  соседа. Мое присутствие ее не устраивало. Атмосфера была неблагоприятная, и я начал толкать  речь.
- Прошло время Савонароле, в  нынешние  времена  и  любовь  не важна, главное сексуальность   и технические  навыки. Одним словом, это наука, предметом которой является правильный  выбор позы и эрогенные зоны, а их познавательные корни ведут в древний Восток - даосизм, камасутра…Классические нормы порядочности сейчас смешны.
Все люди со дня своего рождения испорчены, так как они питаются материнской грудью или еще  хуже  - из  бутылки с  молоком. В  животном  мире, наверно  только куры  и  гуси  не входят  в  этот  список, но и они несут круглые яйца, скорлупа которых изнутри вогнутая. А у  развитых  грамотных  людей это страшно, так, например, ученые обречены удовлетворятся, глядя через замочную  скважину, а художники - онанизмом. Люди изначально склонны иметь потомков, а потом состязаться с ними, как самцы или самки и от этого образуются все неврозы и душевные   отклонения. Отсюда вывод, здоровыми вырастают только сироты…Не надо делать из этого трагедию,  всему этому я тебя научу и учиться никогда не поздно.
- Выйди, - очень  серьезно сказала Она, без  единого движения.
- И кто без грехов пусть бросит первым в меня камень. Я пользуюсь правами  на эту комнату, - сказал  я.
После этих слов Она подняла с земли морской камушек и изо всех сил бросила в меня. Я успел уклониться. Камень со свистом пролетел мимо моего  уха…
- Если ты будешь так продолжать, я могу рассердиться, что тебя не доведет до добра…Лучше  успокойся, если хочешь, научу тебя одному успокаивающему японскому способу дыхания,   который называется Ногаре. А при психологических расстройствах, лечение  производится очень  просто. Просто пострадавшему каждый раз нужно напомнить, показать причины, которые  вызвали это состояние. Одним  словом, если  тебя укусили собаки,  или ты потерял родных  во  время пожара, то в целях профилактики будет желательно, чтоб тебя хоть раз в месяц снова  укусила собака или ты должен оказаться в пожаре. Это одна из самых популярных теорий    нашего  времени, и тебе, конечно, ничего не скажут  такие термины, как сублимация, либидо,     цензура. Современное кино, искусство, поэзия – все они берут свое  начало из той теории…Мы  дилетанты, и естественно не имеем права недооценивать ученных, все это шутка, каламбур…
Но Она не слушала меня, она  плакала… Уже  была  ночь… Над нами была громадная луна, она   так освещала все вокруг, как это бывает днем. Было слышно, как трещали сверчки и далеко изредка лаяли собаки. Мне не спалось, и я неподвижно смотрел  на  это чудо природы - луну, которая по утверждениям ученых когда-то была частью земного шара. Любопытно, что этот    источник света оказывает на нас такое большое действие, приливы, отливы, гадание, поэзия,    магия, головная боль…
Утром проснулся от сильных лучей солнца. От долгого лежания на спине и вчерашней   продолжительной ходьбы мышцы растянулись. Я удивился, когда увидел,  что Она, не  поменяв  позы, продолжала лить слезы. Я чувствовал  какую-то злость и дискомфорт. Попытался сказать    что-то, но не получилось… Захотел выйти из клетки, но дверь была заперта, вот те беда напасть…
- Отодвинь оторванные прутья задней стены, чтоб смог выйти, - сказала она.
Действительно, с задней стены прутья были оторваны с заклепок. Я их отодвинул и выполз наружу. Снаружи было как-то странно холодно. Я с любопытством разглядывал лагерь. Все  кажется выглядело по-другому, не было похоже  на вчерашнее. Шагая, я удалился от лагеря. Через некоторое время я стоял на крою пропасти. Вдали, во мгле виднелся город…Я  мысленно  представил себе городскую суету, быстрые машины и красивых девочек…С нашей  высоты  ясно     виднелся раскинутый цивилизованный мир, окутанный туманом. Мир, где права и интересы  людей защищаются конституцией. Людей, которые гордятся своей национальной  и  религиозной    принадлежностью, важностью своей работы, умом своего директора или шефа и его  добротой…Но и они не рады. Даже та горсточка избранников общества, чьи поступки и  поведение восхваляются и которые всегда правы, тоже не рады, они как-то напуганы и вечно   ходят с телохранителями. А порой оказываются и в худших ситуациях, чем мы, когда хотят  понравиться вышестоящих лицам или угодить им. Их не оценивают должным образом… Даже   национальные герои и предводители не  рады…Куда идет та миллиардная лава проектных   людей, которые хотя здоровы, имеют разум, но чьи мнения и рассуждения всегда не   правильны… Может их беда в том,  что они от Ноева ковчега не взяли и не поделили между собой  святых реликвий?
Я стою на вершине одной скалы и хочу  парить по голубым небесным просторам, космос  воистину безграничен….Я не привык к этой жизни, передо мною являлась моя пройденная  жизнь…. окопы, пушки, прыжки с парашютом, боевые операции, страх  смерти, посты, строевой  шаг, вши, чистая обувь, раненые товарищи, плачущие матери, изувеченные человеческие конечности, наркотики, и кровь….. кровь…  госпиталь. Это тот мир,  где, чем больше не любишь  себя, чем больше вредишь себе, тем больше и возвеличиваешься. Мир, где все переменно: дружба, ненависть, восхищение жизни, страх смерти, тоска… Все это настоящее и поставлено на реальные весы…В мирской жизни все по-другому: наука, философия, искусство, музыка, поэзия, вера…  все   модно, правдоподобно, но не правдиво: люди не стремятся к правде, они стремятся к модному, предаются законам дешевых предложений и спросов. В траншеях все старомодно и консервативно… и здесь есть необъяснимые вещи, например, как объяснить, что товарищ,  который пять минут назад защищал тебя грудью, через пять минут даже одной сигареты не даст…Или как объяснить, что свой лейтенант, которого видеть не хочешь, во время войны  становится своим богом…, как  объяснить, что во время перемирия воюющие друг против друга солдаты вместе пьют спирт или помогают выносить с поля боя раненых…
Опять начинает болеть голова, тошнит…Утро люблю потому, что по утрам не бывает головных  болей, они потом начинаются…Вернулся  назад, мне очень не  здоровилось. Я  вернулся  в  палату,   лег на кушетку, меня клонило ко сну. В жизни у меня было два реальных желания: выспаться и  поесть. Она кажется привыкла к моему присутствию, хотя это меня не так и занимало. Глаза  закрывались… Когда проснулся, была уже ночь, лунная ночь. Она, стоя снаружи клетки, говорила с  каким-то молодым человеком. Она улыбалась, радостные движения, смех изменили ее облик. Я   почувствовал какую-то ревность. Молодой человек был чуть низкого роста, кудрявый, с  пышными   усами, маленькими глазами, узким лбом. Он был в красной блузе, в черных широких восточных    шароварах, с широкого пояса висел большой кинжал. Его движения были быстрые и смешные. В этой одежде и с этими движениями он был похож на настоящего клоуна.
Я опять заснул. Когда проснулся, было утро. Она, сидя на тахте, смотрела на меня. Она спросила, улыбаясь:
- Ты, наверное, решил спать целыми днями?… Ты не голоден? У меня есть кое-что  поесть: орехи   и салат.
- Раз так, позавтракаем вместе, - сказал я и достал из сумки спрятанные последние консервные банки, открыл и положил на тахту.
Она быстро-быстро достала спрятанный салат и кусочки орехов, положила на тахту и села напротив, скрестив ноги. Затем ловко выбрала хорошие куски и протянула мне:
- Ешь, очень вкусно.
Мы стали быстро есть.
- У меня и компот есть, хочешь?- спросила она и, не дождавшись ответа, положила передо мной    большую миску.
- Я приготовила это из лесных ягод:  ежевика, земляника, клубника, шиповник…  все есть, в   лагере никто не умеет варить компот.
На самом деле компот был очень вкусный. Мы пили по очереди из большой глиняной миски. Впечатление от первого дня сразу прошло. Она в самом деле была красива, высокий лоб, прямой  нос, выразительные глаза утонченные движения, словом, в ней было что-то от Рафаэля.
- Я  хочу  выйти, - сказал  я.
- Почему,  здесь  плохо? - спросила  она.
- Нет, я хочу немного побродить
- Тогда и я приду.
Мы вышли из нашей палаты и стали бродить.
- Я видела тебя, ты стоял на краю пропасти, тебе не было страшно? - спросила  Она.
- Не знаю.
- Я тоже люблю стоять на краю пропасти и смотреть вдаль…
- А часто стоишь? – спросил я.
- Иногда, - сказала она, и, улыбнувшись, продолжила. – Хочешь, пойдем на речку, искупаемся.
- Можно.
- А ты хороший  пловец? - спросила  Она.
- Немножко, - сказал я.
Скоро мы дошли до реки. Это была прекрасная, полноводная и чистая река.
- Пойдем, я покажу тебе мой камень, оттуда приятно, - сказала  Она, - оттуда можно сразу   броситься в воду.
И в самом деле, с камня открывался более прекрасный вид и мы были скрыты  от постороннего   взгляда.
- Искупаемся? - спросила  Она, глядя мне в глаза и немного покраснев.
- Конечно, - немного смутившись, сказал  я.
- Отвернись, - сказала Она.
Я отвернулся в сторону, а когда повернулся, Она стояла на краю камня… голая…Это мгновение  запомнилось мне, как существование самого прекрасного памятника в мире. Через мгновение  бронзовое чудо с  ловкостью дельфина спрыгнуло в воду. Камень был довольно далеко от воды   и плеск воды услышался довольно поздно. Я, как прикованный, следил за ней. Она на самом деле  была как дельфин.
- Почему у тебя на теле так много шрамов? - спросила   Она.
- Это следы от детских шалостей, - сказала  я.
По ее предложению мы то по очереди ныряли, то кружились вокруг, то обходили друг друга, то  купались рядом, то шли навстречу, здороваясь. Это были самые прекрасные мгновения в моей   жизни. Через несколько часов мы снова вернулись в нашу палату. Я освежился и был счастлив.
- Хорошо было, правда? – улыбаясь, спросила Она.
- Очень, воодушевившись, сказал я.
- Ты очень мускулистый, если бы не твои шрамы, ты был бы очень красивым, - сказала Она и  продолжила, - наверно, женщины из-за тебя в очереди стояли?
- Да, - сказал  я.
- И?....
- И первоочередность давалась сначала старикам, затем инвалидам и так далее, - сказал  я.
- А ты любил кого-нибудь, или…
- Наверно в госпитале,  плохо помню, - сказал  я.
- Ну ладно, ты иди, прогуляйся немного, я опять приготовлю поесть на вечер, - радостно сказала  Она.
Я на самом деле хотел выйти, на меня нашло блаженство… я хотел осознать целостность     происшедшего. Долго бродил по лагерю. Вскоре встретил одного скульптора: он из песка лепил   скульптуры, но они через некоторое время рассыпались. Скульптор не сердился и не  унывал. Мне   стало не по себе. Было видно, что это был талантливый, профессиональный скульптор, но  негодность материала злила…
- Настоящий Робин Гуд, - пошутил  я.
- Нет необходимости быть Робин Гудом, - сказал  скульптор, не отрываясь от работы.
- В этом заведении для глупых не  разрешается лепить из  глины или резать из камня, и я думаю,   что это своего рода тренировка…  пока не настанут лучшие времена…
- Один - ноль, - сказал  я, - а что чувствует скульптор.
- Скульптура – это,  прежде всего, материал и форма, целостность пространства, скульптор    отделяет материю от материи или - наоборот. Это проходит через объем, форму. Скульптура   еще и гармония, музыка, которая доступна далеко не всем….  это чувство, такое чувство, которое   известно только скульптору, это также и болезнь, душераздирающий зверь, которого часто боишься… одним  словом, скульптор - это создатель, который вкладывает  душу в глину, в камень, в железо, меняет их значимость…, трудно быть скульптором…
- Вероятно в этом причина, что люди предпочитают быть слепленными из глины, нежели     происходить от человекоподобной   обезьяны? -  спросил  я.
- Кто знает, может быть, - сказал он.
- А скульпторы  счастливы?
- Нет, как может быть счастливым, созидающий человек, он может просто иметь счастливые    мгновения. Вот, например, крестьянин или рабочий, выполняющий тяжелую работу, если будет   счастлив, а счастье – это еще и обеспеченность, богатство, то они никогда не будут выполнять эту  работу. Кто тот глупый счастливчик, который каждое утро убирает навоз, или спешит на грязную,  черную работу. Крестьянин может на миг порадоваться своему щедрому урожаю, но через    минуту - этот  урожай  принадлежит  уже не ему, он идет на нужды и в замен на  долг, во всяком   случае, до сих пор было так…
- А скульптор? Ведь у него духовный труд, - спросил я.
- Душа не может быть без тела, - сказал он, мы прежде всего каменотесы… , если крестьянин за  качество своих продуктов не несет достаточной  ответственности и за этого не наказывается, не подвергается насмешкам, то у скульптора не так. Он  выполняет заказ, он должен понравиться   заказчику, уговаривать его, показать то, что показать невозможно, то, что он не видит, не слышит  и в то же время сохранить свою индивидуальность, свое  "я".
- Ты также и философ, друг  мой,  сказал  я.
- Да, если хочешь знать, то скульптура – это, прежде всего, философия. Это философия камня,   пространства, времени, содержания, несправедливости, места, любви….
- В таком случае как понять ваше присутствие в сумасшедшем доме?
Он на миг удивленно посмотрел на меня…
- Бояться нечего, - сказал  я. - Сумасшедшие дома определяют те люди, которые не сумасшедшие  и не могут быть ими… - сказал  он, - а скульпторов мало  и…. и они одиноки.
- А вы можете из камня создать музыку - симфонию моих товарищей: Дода, Пса, Скорополколковника?
Скульптор удивленно посмотрел на меня…
- А что такое жизнь, по мнению скульптора?
-О-о , ответ на этот вопрос еще никто не дал.  Что является целью человечества,  и, вообще есть  цель или нет, это вечный вопрос… Искусствоведы, ученые, политики, религиозные секты,   материалисты, воры, алкоголики, одним словом, все имеют свою точку зрения и все эти мнения  примитивные и разные. Представьте, вы земной  шар, как охарактеризовали бы роль людей….
В это время к нам подбежала моя знакомая дикарка и с улыбкой обняла меня.
- Такие доводы меня освобождают от обязанностей, - сказал  я.
- Конечно, - улыбнувшись, сказал скульптор.
- Я увидела, что вы в реке купались, ты очень хорошо плаваешь,  хотя и она не уступает.
- Потом? – спросил я.
- Потом нечего, - сказала  она, - ты хороший  человек.
- Правильно, - сказал я.
- Давай пойдем, я  тебя познакомлю с одним интересным человеком, - потянув за рукав, сказала  она.
Обойдя песчаные холмики, мы скоро действительно встретились с одним интересным  человеком - Икубоем, который был японским мастером по фехтованию. Сенсей Икубо очень  обрадовался тому, что я о видах японского боевого  искусства «будо» кое-что знал,  а некоторыми приемами,  по его мнению, даже хорошо владел. Он воодушевленно рассказывал нам о школе своего  стиля - Тамиарю Яйджацу. Что ее основал Тамия Хейбей Наримаша еще в 16 веке, что она впервые  официально была принята в провинции Токугава Кишу, что она прошла три исторических     периода и т.д. Он также рассказал, как яйджацу переименовался в яйдо, какая разница есть  между дорогой и искусством, рассказал о старых мастерах, с особой любовью говорил о    Миамото  Мусаши. И в конце пригласил меня к себе потренироваться, что я  с  радостью  принял.
- Меч должен стать частью твоего тела,  продолжением руки, -   говорил  он.
Это мне в какой-то мере было известно, потому что я таким же образом относился к своему  автомату. Немного побродив с Дикаркой, поздно вечером я вернулся в палату.
Она опять беседовала со своим клоуном. Они громко смеялись. Я лег на тахту и начал курить. Сигарета мне не нравилась, честно сказать: я – некурящий. Эту пачку заграничных сигарет дали  мне, чтобы я передал другу, но он умер, я не успел отдать ему… Снова над головой светила луна,   все было приятно…  я чувствовал себя счастливым.
Утром, улыбка Оны исчезла, она была какая-то взволнованная. Потом начала воодушевленно  рассказывать мне о достоинствах своего молодого друга, объяснила, что он храбрый, красивый,   добрый, настоящий мужчина, не такой, как  я.
- Да, потому что он дурак и сукин  сын, - сказал  я.
Это для Она была катастрофа, она умолкла и стала плакать.
- А ты заштопанный мешок, - сказала  Она.
Эти слова меня задели, но я ничего не сказал и вышел из клетки. Немного погуляв, я встретил  Дикарку. Обняв меня, она сказала:
- Давай сегодня пойдем в гости к индейцам, они очень интересные  люди.
Индейцы нас приняли очень хорошо. Вечером, усевшись у костра, мы курили трубку. Зверенок    неподалеку с женщинами сплетничала. Старый предводитель рассказывал мне свои сказки, легенды, молодые с почтением молча слушали. Он объяснял, что в природе все уравновешенно,  что с природой надо быть как одно целое, надо любить ее. Бледнолицие так и не поняли, что    природа, ее душа может отомстить. Охота не должна быть самоцелью, она должна вытекать из     необходимости, охота должна любить охотника. Должно быть взаимоуважение… Он также    рассказал о смысле боевых и охотничьих танцев, об их видах. Они в самом деле интересные  магичные… Перед прощанием мне дали большие куски копченного мяса бизона и оленя, ягоды,    кукурузные лепешки, что я принял с  удовольствием. Даров было так  много, что мне и Она хватило бы на  целый  год. Пообещали также,  что скоро на каноэ возьмут меня с собой на охоту. Мы с  Дикаркой  еле  тащили наш груз. По дороге сели, снова поели плотно, хотя индейцы нас  хорошо угостили. Дикарка особенно любила оленье мясо, и в свете луны ее глаза блестели от   счастья. Потом мы легли на спину и смотрели на луну…
- Как хорошо, да?-  говорила  она…
- Да…
Луна, в самом деле, была прекрасна…
Когда я дошел до палаты, уже было за полночь. Она со своим другом как всегда беседовала.
- Сейчас мы не умрем с голоду, - весело сказал я, - столько еды  сделает нашу жизнь радостной и     беззаботной. Давайте покушаем, - предложил  я.
- Оду нельзя войти, - не глядя  в мою сторону, сказала  она.
- Ничего, никто не узнает, - сказал я и Од весело зашел к нам.
- Мы отдельно покушаем, - сказала   Она.
- Это ваше дело.
Я взял кусок мяса бизона, улегся на тахту, начал  есть…
Я смотрел в звездное небо, на луну. Сверчок трещал, вдали глухо выли волки…Это было чудо…  Спускающиеся с неба ангелы преображались в десантников и медленно спускались на  парашюте. Я не боялся их, пытался сконцентрироваться, различить их. Но зря, они снова поднимались и  превращались в ангелов. Я знал их почти всех, все были здоровы, закалены, с  чувством юмора,   знал, что  в их карманах хранились фотографии их матерей и любимых девушек, а  также какие-то     светлые  для их реликвии… Все это было мне знакомо, у всех у них было одно желание:  отслужить  и вернуться домой… для них все было просто. Я ничего не понимаю, может они и герои своей страны, как  знать. Ведь потом, после боя,  все  трупы бросают в одну яму, братскую яму…Я  думал,   интересно есть еще кто-то, кто думает как я, точнее, как я не понимает все это, причину  этого,    начало и  конец…..Наверно я и в самом деле дурак, ничего не понимаю.
- Эй, есть кто-нибудь, который тоже не понимает, не знает, зачем убивают, зачем изменяют,   зачем строят палаты, если голодные дети в метро милостыню просят… звучащие с  громкоговорителей речи и грохот града, почему они так похожи… Разжигатели войн о чем просят   бога в церквях… - я не понимаю, не понимаю…
На следующий день в лагере было интересное мероприятие,  должен  был выступать Од. Люди  собрались группами, образовали большой круг, били в барабаны. Наконец, появился Од, восседая  на дохлой лошади. У него был гордый вид. Люди воодушевленно шумели. Од в воздухе тряс  кинжалом, и от этого волна шума нарастала. Трое привели  привязанного на веревке бычка,   который испугавшись шума, мотал головой. Од подошел, спустился с коня,  с  протянутым в небо    мечом, танцуя под бешенные ритмы барабанов сильно ударил по голове несчастное животное. Искровавленный бык, бешено мотал головой хотел наброситься на Ода, но кто-то потянул его за  хвост. Бык разъяренно повернулся, но в тот же миг упал. Од храбро подошел, и свой  заржавленный меч протянул в бок бычка. Бык беспомощно тряся ногами, хотел подняться, но   бесполезно… Один из товарищей Ода быстро подошел и острым ножом зарезал его…
Люди потеряли рассудок от воодушевления, с криками приветствовали  Ода. Он протянул в небо руки, как великий полководец.. Потом подошел к Она и с большим достоинством завязал на ее  шее какой-то пестрый шарф в горошек. Она от волнения  плакала, Од, с  таким же достоинством, опустившись на левое колено, поцеловал ее руку, шум усилился… Потом все подошли к убитому  быку и его теплой кровью помазали себе лоб и шею…
Это был праздник, настоящий праздник, люди до ночи под светом факелов пели и  танцевали…С  гор группами спускались поющие женщины, мужчины, образовав хоровод, пели, пели все:
- Гоп звени, звени,
пусть ликует душа,
Вздымаетесь к небу,
огонь и пыль,
Поднимаясь в небо,
Превращаетесь в лик
моей любимой.
Гоп звени, звени,
пусть ликует душа,
чтоб спустилась она
и с собой взяла меня,
Повела на небо
и к солнцу повела.
Гоп звени, звени,
чтоб звеня
я пьянел от вина.
Старуха и ее беременная внучка, радостно танцуя, подошли ко мне.
- Почему не танцуешь, психолог, - спросила   старуха, -  давай  потанцуем.
Я по очереди танцевал с обеими, они были превосходными танцорами. Она все время была со  своим рыцарем, и когда один раз подошла ко мне, очень удивилась, что я тоже  танцую.
Молодой индеец, сидя на разъяренным черном коне, выполнял сложные трюки, как на   аттракционе… Сеней Икубо делал мечом красивые ката. Скульптор с факелом в руке читал стихи   какого-то  древнегреческого поэта…Звуки барабанов, свирелей доходили до небес, все было   дико, красиво и как-то по-язычески. Праздник продолжался за полночь…
Утром Она была веселая.
- Знаешь, Од вызывает тебя на дуэль, ты его оскорбил, садясь ко мне на тахту, - сказала  Она, - он   в самом деле рыцарь. Я знаю, ты боишься, я пыталась его отговорить,  но зря,  знаешь какой он   упрямый и самолюбивый…
- Знаешь, Она, честно говоря, я не психолог, я профессиональный солдат и хорошо   приготовленный. Я рос сиротой, не знал родителей, рос в военных школах, училищах…    участвовал в разных боевых операциях, боялся профессиональных противников  и… и ненавижу  всех непрофессиональных, драчливых дилетантов, глупых "Героев",так  что  скажи своему рыцарю, чтобы оставил меня в покое.
- Я знала, что ты придумаешь какую-то сказку, -  усмехнулась   Она…
- Я иду тренироваться, - сказал  я…
Сексей  Икубо   очень  серьезно   относился  к   своему  делу   и  начал  меня   тренировать  по довольно сложной программе. Это мне нравилось. Несмотря  на то, что тренировки  были трудными, они в то же время были приятными. Я  чувствовал пробуждающуюся  во  мне силу, движения  становились координированными, мысли прояснялись…
- Направо, - удар,   вперед -удар, мавате,   яме - приказы  Сексей Икубо  давал четко и  коротко как  Буда…
- Каждый  предмет,   явление,   процесс   имеет   свой  путь, - говорил    сенсей  Икубо, -вот, например, вода, сколько  бы  ты  не  ограждал ей путь, все равно она потечет  к морю   или  же,   предположим, какой-нибудь крупный   брильянт, я  не  знаю, через  какие   преграды, но  все  равно он  найдет  свое  место в  каком-нибудь богатом музее.
- Дорога  определяет   человека,  вот,  например,  однажды  спрашивают даоса,   за  кем  он пойдет: за  богом или  сатаной. Он отвечает: за тем, кто  идет  правильной   дорогой…
Однажды,   когда   я   возвращался  после   очередной      тренировки  друг  Она,  сидя   на  каком-то жалком коне, вышел мне навстречу. Он походил   на  великого Ламанческого. Такими же  высокими  словами  мне   бросил  вызов  во имя  каких-то  рыцарей,  какой-то    красавицы… Я   еле  сдерживал   смех,  объяснил, что  не посвящённый  рыцарь,  и, хотя  для  меня   было   бы  большой   честью   принять   вызов   такого    рыцаря,   но,    к   сожалению   эти  обстоятельства  запрещают.
Но он  ответил,    что  те  времена   прошли,   и    у  меня  нет  другого    выхода,   как  принять  вызов    и  должен   готовиться    к  бою.   У   него    был   настоящий,      ужасный  взгляд  идиота.  Стоявшая  неподалеку  Она, воодушевленная храбростью своего   рыцаря,  широко  улыбалась…
Од  с  большим  достоинством   спустился  с  коня  и,  подойдя   ко мне,  сильно ударил  в  живот.  Я  громко    закричал  от  боли   и   бросился   навзничь. Я  думал,   что   этим  все  кончится,   но  он  со  своим  секундантом  стали бить меня ногами по спине,  по   бокам…  я  от  боли  корчился… потом  он  взял  за  волосы,  поднял  голову,  ударил  об  землю,      затем   быстро  пошел   назад,   выхватил   меч,    висящий   с  седла  и    тряся  подошел  ко  мне. Все   принимало   уже   серьезный    оборот.  Я  вскочил, сильным   ударом ноги, который   в  нашем училище назывался "кин-гери",  повалил  рыцаря на землю, а  секундант   упал  от   сильного   удара  локтем…
Она переживала  трагедию. Интересно,  что  женщины  любят  только глупых и агрессивных  людей…
- Од действительно сильный  и  вероятно  убил бы   меня,  если бы  не поскользнулся, -   попытался  я   оправдаться…
Она с  презрением  посмотрела на меня  и ничего сказала.
На следующий день, возвращаясь с тренировок, я встретил Дикарку, она, весело потянув меня за  рукав, сказала:
- Пойдем в лес, я для тебя ягоды собрала.
Я не  смог отказать в ее просьбе. Сели на одной солнечной поляне, точнее я лег на спину на   мягкой, теплой траве, а она воодушевленно собирала какие-то ягоды. Потом села и, гладя по  голове, стала меня кормить. Ее радостные движения, полуоткрытая грудь,  бедра, дыхание дикой  самки, вызвали во мне какое-то первобытное, неуправляемое, безудержное желание…
Я покорился нарастающему в моей душе бушующему огню…, погладил ее коротко    постриженные волосы, обняв за спину, уложил  ее  на  траву и …  она  была  удивлена… Словом,  я   овладел моей дикаркой, которая беспомощно и удивленно смотрела на меня…Потом она поднялась и с плачем убежала…мне  было  невыносимо  тяжело.
По дороге встретил бегущих женщин в черном.
- Что ты сделал, психолог, ты убил  их. Ведь они так любили друг друга...
- Кто? Кого убил? Кто  кого  любил?
- Сен, он покончил   собой…
На вершине холма моя дикарка обняла голову какого-то зарезанного парня и причитала, потом  замерла и, как застреленная птица, упала…
Я подошел к ней, обнял, но суетно.
- Дикарка, Дикарка, что ты сделала? Что это произошло? – заорал  я…
Все пропало, все потеряло смысл…
Несколько дней я неподвижно лежал на тахте и смотрел в небо. Каждый  вечер  Она беседовала  через  прутья со своим рыцарем, но не было уже прежнего воодушевления…
Я думал о Дикарке, может это был не она? может этого и не было?…  Никто не обвинял меня, ничего не говорилось… Даже в одно утро Она опять пригласила меня купаться, от чего я   отказался.  Она меня умоляла, уговаривала, говоря, что Од не позовет меня на  дуэль, что у меня  нет никакой причины избегать или бояться.
- Через несколько дней начнется охота на людей, нет смысла просто так проводить дни, - сказала   Она.
- Какая еще охота?
- Ну, каждый год приходят и убивают нас…
- Как это  убивают?
- Ну, просто, что не знаешь… надо попросить Мару, чтоб он их уговорил (замолвил  слово), может     тогда не убьют…
Через несколько дней действительно из-за гор появились вертолеты. Они, кружа над нашим  лагерем, открыли пулеметный огонь. Мара, который показывал вертолетам направление, упал от  смертельного выстрела в грудь… Все было знакомо, все в пыли и в крови. В воздухе звенели колокола, было массовое убийство:  женщины,  старики, мужчины, девушки…
Моя знакомая так  и не родила, погибла. Убили Ода, скульптора. И сенсей Икубо,  который  смело  защищался, погиб… Стреляли также в мустангов, которые ржали, барахтаясь в пыли и крови…
- Бежим, я могу защититься, - сказал  я.
Я взял за руку растерявшуюся Она и, прячась за камни и кусты, спустились к реке…
Вскоре преследовавшие собаки потеряли наш след. Мы переплыли реку и спрятались в   расщелинах скал. Ночью я бесшумно переплыл на другой берег,  туда, где были спрятаны каноэ     индейцев. Один из них я притащил туда, где мы прятались.
Кое-как плывя, прячась, мы миновали  опасную зону. Я всю ночь греб, Она в ужасе плакала. Через  два дня мы были возле города. Мы были на свободе.
- Потом что? - сказала  Она, - потом что будем делать?
- Потом не знаю, может поженимся, - сказал  я.
- Не знаю, - ответила  она, -  сейчас мы оба бездомны и одиноки…   
……Была  суровая  зима. Мы сидели на горячих трубах отопительной котельной. Мой товарищ, с   которым я только что познакомился, потер руки в продырявленных перчатках, затем достал из  кармана два окурка и один протянул мне:
- Возьми, это вчерашний твой долг.
Я машинально взял протянутый мне окурок и закурил. Все равно сигареты мне не нравится…
Трамвай остановился, Она сошла и, улыбаясь, подошла к нам. Она работала в какой-то    психиатрической клинике внештатным консультантом. Она достала из кармана два печенья и   протянув мне, сказала.
- Потерпи  еще немного, мне обещали комнату с отоплением, возможно и для тебя найдем  работу, ты ведь такой умный, столько знаешь, невозможно, чтобы  не  нашли тебе  работу. Жизнь  не может быть такой нелогичной.
После ее ухода было холодно и все  противно.
Жизнь на самом деле нелогична, иначе почему  должны быть войны, голодающие…
Через два дня Она опять пришла. Она рассказала, что у них работает один парень, очень добрый,   с юмором, словом очень хороший человек, как Од,  и даже внешностью очень похож на него. Он  ей обещал, что решит вопрос прописки и комнаты, и даже что и для меня  может найти работу… Словом, она меня воодушевила, а перед уходом, наклонившись к уху, шёпотом  сказала.
- Берегись этого твоего друга, он  поэт-диссидент.
- Юмор к месту, - подумал я.
После ухода Она пришла попрошайка-старуха; она со своим обыкновенным ворчанием     поругала нас, потом строго предупредила  опять, чтоб мы даже не пытались попрошайничать, что  это тяжелая работа, все равно, не получится… Затем достала из сумки бутылку самогона, а из  кармана соленый огурец. Налив водку в большой стакан из рабочей столовой, протянула мне:
- На, выпей, это тебя согреет, хотя ты непригоден ни к чему.
Я машинально выпил эту отраву, которая сначала убила меня, затем воскресила, а холодный   соленый огурец был настоящим деликатесом. "Поэт" тоже выпил, я так и забыл задать ему   вопросы… Водку я выпил в тот злополучный день в полевом  госпитале…, с нашими ребятами и  медсестрой Панелой, с того дня я возненавидел водку, но сегодня - другое… Старуха тоже преобразилось, она даже танцевала, потом рассказала, сколько ребят потеряли из-за нее рассудок и как она выпроваживала их.
На следующий день "поэта" увели… Через день меня тоже забрали. Следовавшие за нами     коменданты были удивлены, так как не было зарегистрировано во время всех дежурств никакого     беспорядка, кроме выпивки. Полицейский, дежуривший в этот день, подошел ко мне и жалостно  попросил, чтоб я ни при каких обстоятельствах не выдал что он выпивал с нами. Я удивленно  посмотрел на него. Он, широко улыбаясь и почесывая свою толстую голову, сказал:
- Понял, брат?
- Брат … - в мыслях повторил я.
Во время следствия меня обвиняли по нескольким статьям. Прежде всего, в том, что знаком  с  поэтом-диссидентом, что наша подпольная организация, хотя действует несколько лет, не   зарегистрирована. Второе – за дезертирство и умышленное отклонение от военных  обязанностей, что у меня нет при себе никаких документов, подтверждающих, что есть    психические отклонения, контузии и причин того, что мне надо пройти курс лечения. Третье - что    наш майор, которого мы называли  "скоро полковник",  был мазохистом, так как восемь раз   давал кровь солдатам и столько же раз терял сознание. Обвиняли в измене Родине, так как с  солдатами противника пошли на сговор и спасли из горящей школы детей…Более того, в  деревне    устроили веселье, пир и Дода обручили с сотрудницей вражеской  школы…,  а в другой раз во  время перемирия снова пили с ними пиво. Во время обмена пленными, Хорка, нашего  лейтенанта, радостно встретили и в честь него стреляли в воздух, вместо того, чтобы сдать    военной  полиции… Затем, Дод,  который  самовольно   сбежал  с   постов,  и всю ночь провел со  своей  невестой, возвращаясь утром не знал пароля, а после приказа Скорополковника "огонь"   ввосьмером стреляли, но ни одна пуля не задела его, после чего Скорополковник сам вынужден  был застрелить дезертира…. Еще одно обстоятельство, Скорополковник и сам был виноват, так  как со стороны вышестоящих органов не поступало приказа убить дезертира…  и о том, что   солдаты описались в его спальном мешке, не доложил…..
Обвиняли в изнасиловании и пьянстве. В том, что в течение двух предыдущих  дней  Скорополковник и лейтенант Хорек, потом еще и сержант (по кличке Пес) были в порочащей  связи  с курсанткой - медсестрой Панелой… и все трое затем заболели триппером….  Несмотря на то, что я ничего не  помнил,  ссылаясь  на сильное опьянение и не был заражен  триппером,  меня  тоже обвинили в изнасиловании. А то, что Панела в своих письменных показаниях не обвиняла  нас и настаивала на том, что это было по ее доброй воле,  это еще больше подчеркнуло нашу  вину, что мы ее подкупили и напугали. И, наконец, за самодеятельность, так  как Скорополковник  был левшой  и покончил жизнь самоубийством. Лейтенант по прозвищу Хорек взорвался на мине,     но прежде выстрелил в того полного мужчину, который невыносимо орал, держа свои  вывалившиеся кишки… и который ему предложил деньги. Пес умер от гангрены. Произошла  незначительная ошибка, вместо того, чтобы ампутировать руку, ему ампутировали ногу… это   была его вина, он должен был быть бдительным и не шантажировать родную медицину… Рядовой по кличке "Спокойный" умер в результате неправильного диагноза: еще один шантаж, и  потом в его кармане нашли наркотик типа марихуана… Я получил контузию и остался под  развалинами, потом деревенской женщине сказал:
- Мать, уходи, здесь заминировано….
Она побледнела, она по совету нашего друга старалась доказать, что я на самом деле умалишенный, больной и рассказала, как я избил бедного Ода и его друга. Этот факт также был принят во  внимание… Я был в ужасе, я не слышал приговора. Я слышал, слышал гул пушек,   стоны моих погибших товарищей… снова вороны пролетали над моей головой…я испытывал   ужас…
После чтения приговора, полицейский потянул меня за руку. Мне были предоставлены   несколько минут, чтобы попрощаться. Она и ее друг были возмущены, можно было отнестись   полегче, пообещали, что обязательно письмо напишут, попробуют помочь… Она даже толкнула   меня коленом и сказала:
- Не   бойся, все будет хорошо, я буду ждать тебя, буду ждать твоего возвращения.
- А твой новый друг? -  спросил  я.
Она разозлилась и сказала, что так и знала, что я не поверю  ей…  Что я сам такой, объяснила, что  хотя он добрый и хороший  человек, но разве может он сравниться со мною…. Честно  говоря, Она    была красива, и я чувствовал какую-то утрату, неуловимое тепло… Я не знал, что делать, наверно,   все было правильно, но может быть и нет… потом я машинально выпалил:
- Какой-то великий писатель, очень известный, который принимал душ в золотой ванне, сказал: " Если нет бога, стоит ли жить?» - хотел    засмеяться  …  не   смог…
Через несколько дней меня на поезде отправили этапом. Все было противно и холодно,    вагоны-камеры, заключенные, собаки,  неопытные молодые конвои… Ночью я прыгнул с поезда  и стал бежать ….  бежал изо всех сил, как сумасшедший, летел через холмы, кусты … я был  свободен, чувствовал  великую силу свободы, ощущал ее, я  бежал, я был свободен…   и какой-то  голос. Этот голос все звучал в ушах:
- Дурак, куда бежишь? Ведь Земля круглая, и ты опять вернешься на прежнее место…
Я остановился, кругом был мрак…  я  вспотел, ноги по колено были в снегу,… издали было  слышно лай собак и выстрелы…. Что  делать? Вдруг донеслась до меня какая-то приятная   мелодия, отверзлись небеса, я посмотрел наверх: Туманя и Тагор нежно улыбались…
- Все это и есть жизнь? - спросил я.
Они  продолжали  улыбаться. @